Отдать жизнь, чтобы жить

Уроженцу Силламяэ Михаилу Румянцеву могут присвоить звание Героя России. Посмертно.

Герой-афганец Михаил Румянцев, имя которого носит одна из улиц его родного города Силламяэ

• Уроженец Силламяэ Михаил Румянцев погиб 14 февраля 1983 года в Афганистане
• Его именем названа улица в этом городе
• Владимир Сидельников рассказал, как Михаил Румянцев спас его жизнь

Многие из тех, кто бывал в Силламяэ, знают, что в этом городе есть улица Румянцева. Таблички с этой фамилией не снабжены инициалами, нет на них и отсылки к профессии человека, удостоившегося такой чести, поэтому создается впечатление, что русская фамилия принадлежит какому-то общественному деятелю, вероятно, времен первой Эстонской Республики.

Вечная дружба

Мало кому придет в голову, что руки реформаторов, решивших, что в новой Эстонии нет места именам Чайковского, Гоголя, Маяковского и уж тем более Матросова, не дотянулись до переименования улицы, еще в 1989 году увековечившей имя жителя Силламяэ, выпускника Рязанского высшего военного училища Воздушно-десантных войск, погибшего при исполнении интернационального долга в Афганистане.

В архиве городской библиотеки можно найти публикацию, в которой рассказывается, как улица переименовывалась. До 1989 года она носила имя Андрея Жданова – политического деятеля, принимавшего непосредственное участие в процедуре присоединения Эстонской Республики к Советскому Союзу. На волне подъема национального движения вопрос о переименовании именно этой улицы стоял очень остро. Споров о том, должно ли имя Жданова уйти в небытие, не велось, однако улице нужно было присвоить чье-то имя. И оно нашлось.

«Я в этом участия не принимал, но такую идею в разговоре с одноклассниками Михаила, местными жителями, выдвинул еще в 1986-м или 1987 году. И очень рад, что она была реализована. Имя Румянцева должно быть увековечено», – говорит заслуженный врач России, друг и сослуживец Михаила Румянцева по Афганистану профессор Владимир Сидельников.

Ту любовь, которая предназначалась сыну, Зинаида Михайловна Румянцева отдала его другу – Владимиру Сидельникову.

С Сидельниковым мы встретились в Силламяэ 13 февраля, в канун годовщины гибели Румянцева. Эта встреча не была случайной, поскольку удивительную историю дружбы двух афганцев – врача и солдата, которая в реальности длилась всего год, но после гибели Михаила 14 февраля 1983 года растянулась на всю жизнь, местные жители рассказывали нам и раньше. Владимир настаивает на том, что все эти годы пытается жить за двоих. День гибели Михаила называет своим вторым днем рождения. А мать Михаила, Зинаиду Михайловну, которую ида-вирумааские десантники и афганцы зовут просто тетей Зиной, считает своей второй мамой.

«С Мишей мы познакомились за год до его гибели, – рассказывает профессор. – По возрасту он был немного младше меня, поэтому сначала относился ко мне с неким пиететом, выкал. Потом попал ко мне на лечение, увидел, чем мы, военные врачи, занимаемся. Сдружились. Начали интенсивно общаться. Вместе выезжали на некоторые операции. На войне каждой группе положено медицинское обеспечение. А у военных есть традиция звать с собой проверенных докторов, которых они видели в деле и которым они доверяют. Звали и меня».

В течение 33 лет минимум два раза в год заслуженный врач России профессор Владимир Сидельников приезжает к маме человека, который спас его от гибели.

Однако в день гибели Михаила друзья не были вместе: за сутки до этого Сидельников был направлен на операцию с другой группой. Случайно оказался в вертолете, который по ошибке посадили в неправильном месте, и весь состав оказался в плотном кольце окружения. Тут же выяснилось, что, кроме него, военврача, в группе офицеров нет. Естественно, он взял командование на себя, и целые сутки, находясь под шквальным огнем, с рацией, у которой сели батареи, и без единого шанса вырваться, команда Сидельникова держала оборону.

Несмотря на то что десантно-штурмовой батальон советских солдат располагался всего в 800 метрах от места, где застряла группа, официальную помощь им никто отправлять не торопился. Именно тогда старший лейтенант Румянцев, зная, что его лучший друг погибает, принял волевое решение: взял четырех бойцов, по ящику пулеметных и автоматных патронов и добрался до мечети, рядом с которой укрывалась группа капитана Сидельникова.

Мы не будем описывать весь ужас, который там происходил. Скажем только, что Михаил получил пулевое ранение в голову и умер почти мгновенно. А Сидельников и остальные парни выжили.

Сплетение судеб

На площадь у мечети каждый из двух друзей шел своим путем. По словам мамы Михаила, Зинаиды Михайловны, Миша хорошо учился, занимался спортом. После окончания школы собирался стать геологом, но… «Тут пришли из военкомата и предложили сыну стать военным». Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, служба в Германии, а потом отправка в Афганистан.

«Миша никогда не рассказывал о службе, – продолжает Зинаида Михайловна. – Наверное, берег нас с отцом. Приезжал в отпуск из Германии, и из Афганистана. Вот в последний приезд, я вижу, он все время ходит в шапке. Не снимает. Сели за стол, я подошла и сняла с него шапку: что же ты, говорю, все время в ней. И вижу, что его волосы, – а они у него были ярко-рыжие, медные – стали местами светлыми, а местами – вроде как седые. Я спросила, что это такое. Он тогда отшутился, мол, хулиганил, решил покраситься в белый цвет. Позже, когда Миши уже не стало, Володя рассказал, что так он пытался скрыть седину. В 25 лет».

А Владимир родился и вырос в Ташкенте. Его семья во многих поколениях связана с медициной, мать и дед были профессорами. И он другой дороги для себя не видел, хотя шаг в сторону все же сделал. Сидельников не хотел работать в гражданской медицине: очень уж мешают талантливому хирургу все эти внемедицинские гражданские дрязги, присущие обычным больницам и клиникам. Это он знал еще с детства, а поэтому, отучившись четыре курса в Ташкентском медицинском институте, перевелся в Военно-медицинскую академию, находившуюся в Саратове.

После выпуска получил распределение на Дальний Восток, в часть. Однако заниматься переломами и ушибами ему было не очень интересно, зато совсем рядом, в Уссурийске, располагался большой военный госпиталь, в котором молодой хирург, еще лейтенант, пропадал все свободное от основной службы время. Затем попросил, чтобы его перевели в Хабаровск, где располагался еще более крупный госпиталь.

Сидельников называет его храмом науки, куда стекались военные пациенты со всего округа: от Камчатки до Курил. Так пролетели три года обязательной службы, после которых Владимир получил предложение ехать на БАМ, где проработал еще три года. «Это был 1981 год. Повсюду только и звучало: Афганистан-Афганистан. Я, как боевой конь, услышал зов трубы и встал в стойку. Поехал в Москву, записался на прием в Министерстве обороны. Но кто будет слушать капитана? И тут я смекнул, что нужно ехать в родной Ташкент, где находился штаб округа, главной задачей которого как раз и был Афганистан».

В столице Узбекистана располагался окружной госпиталь, и Сидельников обратился со своей просьбой к главврачу: «Он спросил меня, в качестве кого я хотел бы отправиться в Афганистан? Я ответил, что рядовым хирургом. Видимо, это произвело на него впечатление, и я отправился в Отдельную хирургическую роту на два года».

Там он и познакомился с Михаилом, который 14 февраля 1983 года ценой своей жизни спас друга от гибели. А 1 августа того же года, уже после госпиталя, Владимир впервые приехал в Силламяэ, чтобы посмотреть в глаза людям, родившим его спасителя.

Посмотреть в глаза родителям

Владимир вспоминает тот день: «Это было очень тяжелое испытание, которое я был обязан пройти. Но как? Я давно был готов к минометному обстрелу, к засаде, но как подготовиться к встрече с родителями друга, который вернулся к ним в ящике, а я пришел живой? По правде говоря, когда я уже стоял перед дверью, была мысль развернуться и уйти. Но я постучал».

Дверь открыл мужчина. Одного взгляда было достаточно, чтобы один понял, что это отец Михаила Василий, а второй… «Он обернулся и крикнул: Зина, это по поводу Миши». Так Владимир впервые увидел свою вторую маму.

В тот день ему многое нужно было рассказать и объяснить. С собой он привез блокнот и окровавленную кепку Михаила. Мать его друга всё задавала и задавала вопросы. Так получилось, что тело Миши сопровождал молодой лейтенант, который не знал, как на самом деле погиб Румянцев, поэтому на ходу выдумал небылицу, которую Владимиру пришлось опровергать. И предельно подробно, предельно честно рассказывать правду.

«У нас сразу установился очень теплый контакт с тетей Зиной. Ночь мы провели в разговорах, а к утру я окончательно понял, что это – мой крест до конца жизни. Я не люблю весь этот пафос, принципиально не состою ни в каких боевых братствах. Но тут в душе у меня что-то лопнуло. Я увидел семью человека – моего погибшего друга, у которого была отличная программа жизни. Была куплена машина, которая стояла дома, его ожидала блестящая военная карьера, о которой он мечтал… У него были прекрасные родители, которые им гордились и гордятся до сих пор. И еще один момент: в тот же день к родителям пришли несколько его одноклассников. Они не знали, что я приехал. Так я увидел очень дружный класс, для которого Мишка был и остается живым. 33 года они как минимум два раза в год собираются у тети Зины, некоторые даже приезжают из-за границы».

И Зинаида Михайловна приняла Владимира как родного. Сам он говорит, что на него обрушилась вся та любовь, которая предназначалась Михаилу. «А знаете, он очень похож на Мишу, – говорит тетя Зина. – Такого же роста, такой же комплекции. И такой же характер».

Это важно для всех

В минувшее воскресенье исполнилось 33 года со дня гибели Михаила Румянцева. По традиции одноклассники, друзья, десантники и афганцы Северо-Востока Эстонии собрались сначала на могиле друга в Синимяэ, а после поехали в гости к тете Зине. Однако самой Зинаиде Михайловне пришлось выдержать и еще одно важное, но не самое простое испытание. Дело в том, что Россия при поддержке Первого канала и канала «Звезда» с привлечением Министерства обороны снимает фильм, одна из частей которой будет посвящена Владимиру Сидельникову и Михаилу Румянцеву.

Пока сложно говорить о сроках сдачи фильма, но Сидельников торопится: «Я должен сделать это, пока у меня еще есть время. А еще я хочу добиться, чтобы Михаил стал Героем России. Присвоить ему звание Героя СССР тогда было невозможно. Ситуация сложилась такая, что в те годы военачальникам пришлось бы признать, что вся операция была организована бездарно, что командиры повели себя некомпетентно, а еще – что рядом с местом, где мы были в окружении, находился целый батальон, но на помощь пришел только Миша».

Насколько возможно это награждение? «Самое простое – это признать трудности, смириться и сидеть сиднем. Но я так не могу, мне нужно движение, попытки хоть что-то сделать. Это очень важно для всех».

В дни приезда Владимира тетя Зина старается не отходить от своего второго сына. Ей не посчастливилось вырастить внуков от Михаила, но на ее руках выросли дочки Сидельникова, а младшая, Катя, даже стала крестной дочерью. «Конечно, в моей военно-медицинской службе было много критических ситуаций. Я общаюсь с семьями своих погибших товарищей, но семья Румянцевых стала для меня родной», – говорит теперь уже гражданский врач, профессор-консультант двух частных петербуржских клиник Владимир Сидельников. Друг и брат Михаила Румянцева, имя которого носит одна из улиц города на Северо-Востоке Эстонии.

Ирина Каблукова

«Вспоминайте о нас иногда...»

Прочитав в номере «ДД» от 20 февраля статью Ирины Каблуковой «Отдать жизнь, чтобы жить», я не мог не вспомнить другой февральский день, только 27-летней давности, когда в редакцию газеты «Молодежь Эстонии», где я тогда работал, пришли двое мужчин – молодой и постарше.

Речь в статье коллеги идет об уроженце Силламяэ Михаиле Румянцеве, который геройски погиб на войне в Афганистане 14 февраля 1983 года. Был он тогда старшим лейтенантом воздушно-десантных войск, 25 лет от роду. Он пал смертью храбрых, отправившись с четырьмя десантниками на выручку своему старшему другу, военному врачу-хирургу капитану Владимиру Сидельникову, который с группой солдат оказался в тяжелейшем положении, в окружении душманов. С тех пор Владимир считает себя обязанным жизнью Михаилу Румянцеву и каждый год приезжает в Силламяэ, чтобы повидать мать Михаила, Зинаиду Михайловну.

Люди должны знать

В статье также сказано, что в 1989 году в Силламяэ вместо улицы Жданова появилась улица Румянцева… Однако на первых же строках я споткнулся: «… Создается впечатление, что русская фамилия принадлежит какому-то общественному деятелю, вероятно, времен первой Эстонской Республики». Неужели, подумал я, кто-то может не знать, в память о каком Румянцеве названа улица в Силламяэ? О Михаиле Румянцеве в том же 1989 году была большая статья у нас в «Молодежи Эстонии», тираж которой тогда, между прочим, зашкаливал за 100 000. Но тут же вынужден был согласиться с автором. Времени-то сколько с тех пор миновало! И, главное, как само время изменилось...

… Молодой человек с двумя боевыми медалями на груди и мужчина постарше приехали в редакцию «Молодежи Эстонии» 15 февраля 1989 года – на следующий день после того, как прошло шесть лет после гибели Михаила Румянцева. И – по случайному совпадению – в тот час, когда последние советские военнослужащие покидали Афганистан.

«Степан Матей, – представился первый. – Я из Кишинева, и каждый год в это время стараюсь приезжать в Эстонию, в Силламяэ. К Василию Михайловичу, – посмотрел он на своего спутника, – и Зинаиде Михайловне, родителям Михаила Румянцева. Я не спас, не смог спасти старшего лейтенанта в том бою, но считаю своим долгом рассказать, как это было. Люди должны знать».

И он положил на стол объемную рукопись. Подпись под ней была указана такая – Степан Матей, рядовой запаса.

Попрощавшись с гостями, я углубился в рукопись, которую мне предстояло подготовить к печати, и – не смог от нее оторваться. В то же время, помнится, работа была неимоверно трудной. Нет, рукопись практически не требовала правки: проблема состояла в том, что объем текста значительно превышал площадь отведенной для него газетной полосы (равной двум полосам «Дня за Днем»), а удалять интересные и важные подробности было чрезвычайно жалко.

Держаться до последнего патрона

Язык не поворачивается назвать рукопись Степана Матея обычной газетной статьей: скорее, это документальная повесть. Только заголовок – «Мне этот бой не забыть нипочем...» – мы в редакции подобрали сообща. А конкретно, насколько помню, озаглавить публикацию строкой из песни Высоцкого предложила главный редактор Ирина Ристмяги.

И еще один момент в статье Ирины Каблукой вынудил меня приостановить чтение: «Мы не будем описывать весь ужас, который там происходил. Скажем только, что Михаил получил пулевое ранение в голову и умер почти мгновенно. А Сидельников и остальные парни выжили».

Конечно, я не знаю, что конкретно рассказывал Владимир журналисту. Сам же я опираюсь на повесть Степана Матея – одного из бойцов той самой группы капитана Сидельникова, который все шестнадцать часов пробыл в том пекле, был ранен. Так вот, со ссылкой на Степана, во-первых, вынужден с горечью уточнить: не все парни Сидельникова выжили, автор называет имена погибших. Во-вторых… Да, в повествовании Матея есть немало мест, которые можно описать словом «ужас». Но не об этом его повесть! Степан писал о мужестве, героизме, благородстве, взаимной выручке, настоящей мужской дружбе.

А еще – о чуде. Да, и такое слово использует автор. Причем применительно как раз к Михаилу Румянцеву, о котором в статье в «ДД» сказано только, что он получил смертельное ранение. Да, конечно, и о том, что ценой своей жизни он спас жизни боевых товарищей, сказано тоже. Но как именно? В повести Степана Матея об этом рассказано подробно.

Кстати, много места в ней отведено и Владимиру Сидельникову. Не буду злоупотреблять цитированием, отмечу лишь, что пишет о нем автор с исключительным уважением, благодарностью и даже с восхищением – в частности, об умелых и решительных действиях капитана Сидельникова во время того незабываемого боя. А ведь он был врачом, а не строевым офицером, напоминает автор. И только после одной его команды, пишет Степан Матей, холодок пробежал по спине. Это когда Сидельников приказал каждому из бойцов оставить по гранате.

Всем было понятно, для чего. Боеприпасы подходили к концу, многократно превосходившие численно душманы наседали, а подмоги – это уже было ясно – не будет: радист Абдужапар Валиев беспрерывно связывался с командованием, но ответ был один: «Держаться до последнего патрона, сделать все, чтобы не допустить прорыва душманов».

Это походило на чудо

И вот в этот момент… Все-таки не могу не процитировать Матея:

«… Вдруг раздалась частая стрельба на левом фланге. Взрывы гранат, крики. К нам через кишащую душманами «зеленку» пробивались четверо десантников под командой старшего лейтенанта Румянцева. Он решил с горсткой храбрецов пробиться к нам на помощь, узнав из радиодонесений, что наша боевая группа приготовилась к самоподрыву. <…> Румянцев появился, словно из-под земли, у левого угла мечети. Это походило на чудо. Прорваться сквозь боевые порядки «духов»! Никто из нас и слова не успел произнести, как старший лейтенант дал команду своим солдатам атаковать мечеть. <…> Я дал заградительный огонь, чтобы остановить Румянцева и его парней. Все мы стали кричать: «В мечети «духи», товарищ старший лейтенант!» «Я не в мечети, я за аркой! – крикнул и Сидельников. – Не надо!»

Но Румянцев, разгоряченный боем, окрыленный удачей небывалого прорыва, видно, не слышал наших криков среди стрельбы. Мы и ахнуть не успели, как он взмахнул правой рукой – знак атаки – и кинулся к входу, пустив внутрь длинную очередь и, продолжая стрелять, ворвался в мечеть-дот. И тут же упал, сраженный наповал...»

И в конце повести:

«… И вот тогда накатило на меня горе. Мне не исполнилось и двадцати. Но сколько уже довелось повидать крови, смертей. Казалось бы, сердце должно зачерстветь. А я плакал. Смотрел на своего мертвого друга и подумал: а ведь могло случиться наоборот – он оплакивал бы мою оборванную жизнь. Ваня Харчук рассказывал мне о своей невесте, часто получал от нее письма.

Рядом с Иваном – старший лейтенант Михаил Васильевич Румянцев. Возле него сидел, окаменев, его друг – капитан Сидельников. Между собой мы называли Румянцева будущим генералом. Он стал бы им...

Поодаль – Андрей Голендухин. Он мечтал стать офицером, поступить в воздушно-десантное училище. И Андрюшу спасти не удалось… Так закончился этот шестнадцатичасовой бой. <…>

Как-то получил от Владимира Олеговича Сидельникова (он теперь подполковник) телеграмму из Ташкента: «Степан, бросай все, прилетай в Силламяэ 14 февраля».

Наш современник

Как нам сказали, передавая рукопись Степана Матея, публикация, помимо прочего, нужна еще и для того, чтобы поспособствовать присвоению улице в Силламяэ имени Михаила Румянцева. Не знаю, повлияла ли она как-то, но в любом случае символично, что газета с документальной повестью Степана Матея вышла в свет в тот же день, когда Силламяэский исполком принял такое решение – 21 февраля 1989 года.

Из статьи в «ДД» я узнал, что Владимир Сидельников намерен добиваться присвоения Михаилу Румянцеву посмертно звания Героя России. Поддерживаю! И теперь надеюсь, что эта скромная статья тоже хоть чуточку поможет.

И последнее. Повествование Степана Матея в «Молодежи Эстонии» было сопровождено «афганской» фотографией Михаила Румянцева, а под ней – написанные его рукой слова: «Мы, оказывается, и в огне не горим! Живы, здоровы. Что нам еще нужно? Нужно, чтобы о нас хоть иногда, да вспоминали».

Его вспоминают – родные и близкие, друзья, боевые товарищи. А надо бы, чтобы ни для кого название улицы Румянцева в Силламяэ не было пустым звуком или – в лучшем случае – поводом для недоуменного вопроса: а кто это такой?

Кто? Наш современник, в 25 лет шагнувший навстречу смерти ради жизней других людей. Настоящий герой. Независимо от того, будет ли издан соответствующий указ или нет.

Андрей Бабин